Новый год, да еще и год Крысы - самый подходящий момент, чтобы написать о приключениях Щелкунчика в России.
Но сначала немного предыстории.

Щелкунчик для нас, можно сказать, родной. Не будет преувеличением сказать, что весь мир знает и любит эту историю по балету Чайковского.
Но балет - это жанр, всегда сильно упрощающий сюжет. Не говоря уж о том, что там все танцуют молча. Поэтому, пытаясь пересказать эту историю иными художественными средствами, авторы видят, что материала, который дает балет, для этого не хватает. Обращаются к первоисточнику - несколько удивляются и думают: нет, для нынешних детей определенно надо как-то иначе. Практически все современные адаптации "Щелкунчика" сильно меняют исходный сюжет, только по-разному.

Первоисточник - сказка Гофмана, которую он рассказывал маленьким Фрицу и Мари, детям своего приятеля, а потом, в 1816 году, записал и издал. Как нередко случается, это была сказка о них самих.
На современный вкус она, конечно, винтажна. Эти многословные восторженные описания кукол, солдатиков и сладостей, этот слащаво-нравоучительный тон, который 200 лет назад считался необходимым в разговоре с детьми... Но еще более серьезное препятствие для массового восприятия, быть может, то, что в "Щелкунчике" - хоть это и безобидная детская сказка - очень чувствуется Гофман и его излюбленные мотивы.
Два мира, которые сплетаются и проникают друг в друга. Стирание граней между сном, фантазией и явью. Иллюзии. Двойники. Живое и неживое: куклы оживают, а люди становятся механизмами. Все зыбко, все двойственно: под конец у читателя, как и у маленькой Мари, начинает кружиться голова, и он перестает понимать, где сон, а где реальность, кто тут живой человек, а кто кукла.
И поверх всего этого, сквозь розово-карамельную детскую сказочку, проступает фирменная гофмановская жуть. Абсурдная и обыденная, особенно страшная от того, что в нее очень легко поверить. Какому ребенку не снились кошмары? И так ли сложно себе представить, как сон просачивается в реальность?
Ее немного, но на бело-розовом конфетном фоне она особенно заметна. Как будто среди всех этих прелестных куколок, нарядных солдатиков, послушных деток, подарков от младенца Христа тем, кто хорошо вел себя весь год, и так далее, и тому подобное - вдруг из-под подушки бесшумно выныривает огромная крысиная лапа и ложится тебе на горло. 😨

иллюстрации




Мариус Петипа, составлявший либретто балета, использовал не оригинал сказки, а французский пересказ, сделанный Александром Дюма (отцом). Его я по-русски не нашла, но, судя по изложениям, Дюма у Гофмана явно кое-что смутило. Сюжет он почти не трогал, но принял намного более легкий и веселый тон, убрал "необъяснимое", а тему двойничества и двух миров сильно спрямил и сгладил. У него все стало проще: любовь Мари расколдовала Щелкунчика, он стал прекрасным принцем и увез ее в свое сказочное королевство, хэппи-энд.


И дальше все, кто пересказывал и переделывал "Щелкунчика", старались, каждый на свой лад, как-то его облегчить, приручить и сделать "нормальной" детской сказкой. Или - наоборот, НЕ приручать, как, кажется, попытался сделать (но неудачно) Кончаловский-старший. Об этом далее.

Некоторые уточнения.
Как зовут героиню? У Гофмана - Мари (Марихен), так же у Дюма. В некоторых редакциях балета она почему-то стала Кларой. С чего - непонятно, возможно, это ошибка: у Гофмана и Дюма Кларой зовут ее любимую куклу. С началом Первой Мировой войны, когда у нас начали русифицировать немецкие имена и названия, Мари стала Машей. Ее брат иногда превращался в Мишу, но чаще оставался Фрицем, так как он в балете персонаж отрицательный. Кстати, из последующих адаптаций (кроме Кончаловского) Фриц исчезает.
Мыши или крысы? У Гофмана - мыши. У него все "кукольное", и враги такие, которые страшны только игрушкам и сладостям. Хотя семь голов Мышиного Короля намекают, что, возможно, думал Гофман о крысах - многоголовые "крысиные короли" встречаются у них.
(Кстати сказать, у Гофмана Мари не уменьшалась - это тоже впервые произошло в балете.)
Но в современном восприятии мышь - существо мелкое, тихое и безобидное, жертва кошки и вообще любого встречного хищника, на полноценного врага не тянет. Поэтому в современных адаптациях мыши становятся все "серьезнее", страшнее и постепенно заменяются действительно серьезным врагом человека - крысами.
Семь голов - изобретение жутковатое, но уж больно громоздкое. Ходить с ними тяжело, танцевать тем более. В балете у Мышиного Короля обычно одна голова; в советском мультфильме 1974 года - три (и это удачно обыграно - головы советуются друг с другом), дальше всегда одна.