Как у нашей старшей поступь была тверда, на стене с плаката скалилась рок-звезда, по углам - холсты, пылища и провода, в дневнике пятерок стройная череда. Так бы жить да жить, вот только стряслась беда, как-то утром она пропала невесть куда. не доела завтрак, не убрала постель, побросала в сумку масляную пастель, прогуляла школу, вечером не пришла. Через месяц мы занавесили зеркала.
Как у нашей средней волосы - шелк и лен, и в нее все время кто-нибудь был влюблен. возвращается к ночи, тащит в руках цветы, в институте - опять завал и одни хвосты. как-то мать закричала - "черт бы тебя побрал!", вот она и ушла отныне в глухой астрал, целый день сидит, не ест и почти не пьет, со своей постели голос не подает. а когда уснет - приснится ей Ишь-гора, а под той горой зияет в земле дыра, а из той дыры выходят на свет ветра, да по той горе гуляет ее сестра. в волосах у нее репейник, лицо в пыли, а кроссовки - что затонувшие корабли, и она идет, не тронет ногой земли, обернется, глаза подымет - испепелит. Становись водой, говорит, становись огнем, мы с тобою тут замечательно отдохнем, тут котейка-солнце катится в свой зенит, тут над всей землей сверчок тишины звенит. тут ночами светло, да так, что темно в глазах, оставайся всегда во сне, не ходи назад.
Как для нашей младшей песни поет сова, колыбель ей мох, а полог ее - листва, у нее в головах цветет одолень-трава, ни жива она, наша младшая, ни мертва. танцевали мавки с лешими под окном, увидали крошку, спящую мирным сном, уносили на ночь деточку покачать, покачали - стало некого возвращать баю-баю, крошка, где же твоя душа? потерпи немножко, скоро начнешь дышать. унесли понежить - видишь, опять беда. баю-баю, нежить, в жилах твоих вода. ребятенок милый, глазки - лазорев цвет, не страшись могилы, мертвому смерти нет. Колыбель ветра качают на Ишь-горе, и встает сестра, и машет рукой сестре.
Мама, мама, мне так легко и слепит глаза, на ладони сверкает пестрая стрекоза, здесь застыло время, время вросло в базальт, и мне так обо всем не терпится рассказать. тут тепло, светло, у вас не в пример темней, не пускай меня скитаться среди теней, не крести меня и именем не вяжи, не люби меня, чтоб я не осталась жить, не давай мне видеть свет ваших глупых ламп, не люби меня, чтоб я убежать смогла, позабудь меня, пока я не родилась, отмени меня, пока не открыла глаз, потому что, даже если я и сбегу, не хочу остаться перед тобой в долгу.
Кто ни всклад, ни в лад, кто – из ряда вон, среди белых палат расцветает сон:
Белоснежка спит.
У соседа – СПИД,
у неё – летаргия.
(Господи, помоги ей.)
Кто богат, кто рогат, кто совсем урод, кто сто лет женат, кто сто лет живёт.
За стеной – дома,
за окном – зима.
Скоро снег растает.
а она – не встанет.
Белоснежка бела, Белоснежка была, а потом уснула – и все дела, и теперь из вены торчит игла, чтоб она случайно не умерла, как её спидозный сосед вчера – он весь вечер метался и ждал утра, а потом его труп увезла медсестра.
И давно пора.
За окном светло, по весне тепло, да с погодой школьникам повезло, а сосед расправил свое крыло.
он стучит в стекло.
Белоснежка спит, у соседки – рак. А сосед летит на семи ветрах. Белоснежка видит его во сне – летаргия и смерть на одной волне.
Где-то там, вовне.
Белоснежке снится полсотни лиц, белоснежкин рыцарь – спидозный принц, он в окно стучится и тянет вниз,
он кричит «Проснись!».
По асфальту грязь, по стеклу вода, а соседка стонет почти всегда, белоснежкин лоб холоднее льда,
медсестра, сюда!
Белоснежка бела, Белоснежка была, а потом по небу пешком ушла, вместе с тем, кто утром пришёл за ней,
Интересная аллюзия на финал семьи Геббельс (or so it seems?):
Хельга
хельге тринадцать - то есть, уже большая. лезет с вопросами, бегает и мешает вечно стремится выразить свой протест маме перечит, кашу почти не ест между тем, у нее все есть: дельфин по имени Людвиг папа, который маму совсем не любит игрушек ворох братик, сестрички, взрослые разговоры. все говорят: война завершится скоро мы потеряли город. дети читают Гете и верят в черта треплют его по холке, целуют морду черт неизменно вьется у них под боком благо, нет связи с Богом. бункер затих, на утро сготовят пудинг к вечеру тут в живых никого не будет (вальтер отца, тревожные голоса, мамины слезы - цианистая роса) хельга ложится в десять и тушит лампу ночь обнимает хельгу пушистой лапой снится ей рыбный, пряничный, вольный город снятся тюльпаны и незнакомый говор папа и мама вышли на Дамрак-штрассе девочка Анна машет рукой с террасы солнце дельфином пляшет в воде канала утро не скоро, страха как не бывало черт поправляет Хельгино одеяло прячет в кармане ампулу люминала молча садится рядом. где-то гремят снаряды и гибнут люди где-то беззвучно плачет забытый Людвиг мама не спит, она выбирает платье смерть - это вроде свадьбы, все дело в дате хельга во сне смеется, ей вторит Анна пышно цветут тюльпаны.
Кто ни всклад, ни в лад, кто – из ряда вон, среди белых палат расцветает сон:
Белоснежка спит.
У соседа – СПИД,
у неё – летаргия.
(Господи, помоги ей.)
Кто богат, кто рогат, кто совсем урод, кто сто лет женат, кто сто лет живёт.
За стеной – дома,
за окном – зима.
Скоро снег растает.
а она – не встанет.
Белоснежка бела, Белоснежка была, а потом уснула – и все дела, и теперь из вены торчит игла, чтоб она случайно не умерла, как её спидозный сосед вчера – он весь вечер метался и ждал утра, а потом его труп увезла медсестра.
И давно пора.
За окном светло, по весне тепло, да с погодой школьникам повезло, а сосед расправил свое крыло.
он стучит в стекло.
Белоснежка спит, у соседки – рак. А сосед летит на семи ветрах. Белоснежка видит его во сне – летаргия и смерть на одной волне.
Где-то там, вовне.
Белоснежке снится полсотни лиц, белоснежкин рыцарь – спидозный принц, он в окно стучится и тянет вниз,
он кричит «Проснись!».
По асфальту грязь, по стеклу вода, а соседка стонет почти всегда, белоснежкин лоб холоднее льда,
медсестра, сюда!
Белоснежка бела, Белоснежка была, а потом по небу пешком ушла, вместе с тем, кто утром пришёл за ней,
и теперь они на одной волне
где-то там, во сне.
Хельга
хельге тринадцать - то есть, уже большая.
лезет с вопросами, бегает и мешает
вечно стремится выразить свой протест
маме перечит, кашу почти не ест
между тем, у нее все есть:
дельфин по имени Людвиг
папа, который маму совсем не любит
игрушек ворох
братик, сестрички, взрослые разговоры.
все говорят: война завершится скоро
мы потеряли город.
дети читают Гете и верят в черта
треплют его по холке, целуют морду
черт неизменно вьется у них под боком
благо, нет связи с Богом.
бункер затих, на утро сготовят пудинг
к вечеру тут в живых никого не будет
(вальтер отца, тревожные голоса,
мамины слезы - цианистая роса)
хельга ложится в десять и тушит лампу
ночь обнимает хельгу пушистой лапой
снится ей рыбный, пряничный, вольный город
снятся тюльпаны и незнакомый говор
папа и мама вышли на Дамрак-штрассе
девочка Анна машет рукой с террасы
солнце дельфином пляшет в воде канала
утро не скоро, страха как не бывало
черт поправляет Хельгино одеяло
прячет в кармане ампулу люминала
молча садится рядом.
где-то гремят снаряды и гибнут люди
где-то беззвучно плачет забытый Людвиг
мама не спит, она выбирает платье
смерть - это вроде свадьбы, все дело в дате
хельга во сне смеется, ей вторит Анна
пышно цветут тюльпаны.
Неплохое видео: