Как-то раз переводила я одну книжку. Про вампирчегов.
Там главный герой, до того, как стать вампирчегом, был рабом в Древнем Риме. И в этой своей древней смертной жизни страдал так, что даже и описать невозможно. С рождения и до смерти жизнь его состояла исключительно из травм, физических и моральных, и причиняла ему невыносимую боль.
Мать от него отказалась. Отец его ненавидел и изводил. Другие рабы тоже его ненавидели. Хозяин (любой), увидев его, считал своим долгом его пнуть или как-нибудь над ним поиздеваться. В детстве он был мальчиком для битья (в буквальном смысле) и в годы юности вступил уже сильно покалеченным. И пошло, и пошло... я не в силах все это перечислить и описать - но, в общем, страшную казнь за преступление, которого не совершал, он встретил почти с облегчением.
Но это было только начало. Когда он стал вампиром - думаете, что-нибудь изменилось? Нет, конечно, после смерти он сделался крут и мог теперь навалять любому, кто решит его побить или помучить. Что и стало единственным утешением в его сером, безрадостном посмертии. Ибо тяжелая жизнь наградила его такими комплексами, он так безысходно страдал от своих прошлых травм и таким волком смотрел на всех окружающих, что прочие вампиры (тоже каждый со своими травмами, но как-то в большей степени сохранившие душевное равновесие) посмотрели на него и сказали: "Да ну его нахер, псих какой-то". И стали держаться от него подальше. Что, разумеется, усугубило.
Хотя в душе-то он был добр, благороден и склонен к самопожертвованию, тосковал в одиночестве и жаждал любви. И даже - внезапно - тоже для развлечения вырезал из дерева кавайных зверюшек. С милыми и добрыми мордочками.

А собственно сюжет (это был вообще-то любовный роман) состоял в том, что героиня, по долгу службы призванная разобраться в его внутреннем мире и определить, хороший он человек или плохой, подробнейшим образом исследует одну его травму за другой. Проникает в его сны, копается в воспоминаниях. А там такое..!
Она восклицает: "Бедненький!", ужасается, плачет над ним... и вот так вот, от ужаса и жалости, как-то вдруг начинает заниматься с ним любовью, а потом и жить с ним долго и счастливо.

Вообразите себе мое положение. Я это _переводила_. Я не могла ни выкинуть книжку в окно, ни сжечь на костре. Не могла даже ничего там пропустить. Я должна была все эти любовно-психоаналитические приключения скрупулезно пересказать по-русски.


С тех пор я утвердилась во мнении, что детские травмы героя - это какая-то ересь.
Точнее, как - они, конечно, есть (они вообще у всех нас есть). Вполне нормально на них намекнуть или как-то мимоходом упомянуть. Вполне нормально показать их результат - т.е. то, что герой обзавелся некими комплексами, которые более или менее успешно _преодолевает_. Или, несмотря на комплексы, умудряется как-то более или менее успешно жить, добиваться своего и получать от жизни удовольствие. Он же все-таки герой, елы-палы! Но это сладострастное копание в болячках, размазывание страданий и "она его за муки полюбила", это выдавливание из читателя жалости... Это что-то тошнотворное, по-моему.
Бывают ситуации, когда героя можно пожалеть - бывает, что он и сам вправе пожалеть себя; но, мне кажется, это должно происходить как бы исподволь. Прорываться на миг сквозь какие-то другие темы - и снова уходить на глубину. Это то, что нужно оставлять на усмотрение читателя.